Якуб Колас - Трясина [Перевод с белорусского]
— Осиротел ты, брат Максим, — сказал Савка.
— Выходит, что осиротел.
Максим, захваченный врасплох, не знал, о чем говорить с незваным гостем.
А Савка укоризненно покачал головой:
— Вот, брат, времена настали! Ни в чем нет уверенности. Я просто сам не свой. Места себе не нахожу.
— А тебе что?
Максим подумал, что Савка тоже потерпел от легионеров.
— Ну, как так? Ты думаешь, больно только тому, кого взяли за жабры? Больно и тому, кто вынужден на все эти беды глядеть. Не мне говорить тебе об этом.
— Ну, так что? — И Максим недоверчиво поглядел на Савку.
— А то, что не следует сидеть сложа руки.
— А ты чего сидишь?
— Вот видишь, не усидел. Люди идут в лес, и я туда иду.
Максим недоверчиво взглянул на собеседника.
— Ты, брат, еще не знаешь Савку, но скоро услышишь о нем, — бахвалился Савка.
— Ты говоришь так, что тебя и понять трудно, — уклончиво сказал Максим.
В его голосе все же чувствовалось недоверие. И Савка это заметил.
— Хочешь сказать, что поверить трудно? — спросил Савка и, не ожидая ответа, продолжал: — Скажу прямо: иду, брат, партизанить, к хорошим людям хочу податься. Только молчок, ни гу-гу.
Максим смотрел на Савку широко раскрытыми глазами, а тот не унимался:
— Тебе говорю, а другому не скажу, потому, что отец твой герой. И я тоже хочу партизаном быть, а не на печи сидеть.
Максим сказал с тревогой в голосе:
— Отцу нельзя дома сидеть: его ловят, и он должен прятаться, в остроге сидеть никому не охота.
— Если за стоящее дело, то и в остроге посидеть можно. Но ты скажи — мне можешь, не боясь, правду сказать, — куда мне податься, чтобы твоего отца повидать? А если не его, то Мартына Рыля или еще кого из партизан.
— А мне откуда знать? Отца давно дома не было. Как ушел тогда, так больше и не показывался. Где он, что с ним — не знаю.
— Может, оно и лучше, что не знаешь, — задумчиво произнес Савка. — Разве теперь Можно людям верить? А кто хочет своего добиться, тот добьется. Ну, Максим, будь здоров!
Савка крепко пожал Максиму руку.
Долго еще глядел Максим вслед Савке, который вышел за околицу и зашагал по дороге в Вепры, и думал о неожиданном приходе этого сомнительного человека. В результате этих размышлений он произнес вслух только одно слово: «шалопай»… А впрочем, от такого, как Савка Мильгун, можно всего ждать.
Но Максим не мог на этом успокоиться. Савкины речи и его неожиданное решение пойти к партизанам не умещались в голове Максима — не было ли здесь какого-нибудь подвоха? Не подослан ли он полицейскими, чтобы выведать, где скрывается дед Талаш? Впрочем, Максим и сам ничего не знал о судьбе отца и Панаса. После того как дед и Мартын Рыль ночевали дома, никаких вестей о них не было.
Думы и сомнения Максима были неожиданно прерваны приходом Алены. Подойдя ближе к Максиму, она сразу начала:
— Ты слышал, Максим, что случилось в Ганусах?
По тону вопроса Максим понял, что там произошло что-то необычайное.
— Нет, ничего не знаю, — ответил Максим.
— Люди говорят, что повстанцы разбили под Ганусами легионеров, отобрали у них награбленное добро, а их самих убили всех до одного.
— Вот это хорошо, если люди правду говорят! — заметно оживившись, сказал Максим, и на лице его мелькнула радостная улыбка.
— Правду, Максим. Люди из Ганусов сами рассказывали про это, и знаешь, что еще говорят? Что повстанцами командует седой старик, а старик этот, по рассказам, очень похож на нашего отца.
— Ну?.. Не может быть.
— Правда, правда, Максим.
— Нет, что-то не верится.
— Правда, раз люди говорят, — настаивала Алена, — и не одна я, многие так думают, что это наш отец.
— Когда же он успел народ собрать и попасть аж в Ганусы?
Алена не могла объяснить, как все это произошло, но она была твердо уверена в том, что в событиях под Ганусами принимал участие дед Талаш. Уверенность ее была так велика, что в конце концов и Максим поверил. Тут он снова вспомнил Савку Мильгуна. Его приход, поведение и разговор представились сейчас Максиму совсем в другом свете: видно, Савка услышал о подвигах партизан и они возбудили в нем воинственный дух. Ничего удивительного нет, если Савке и самому захотелось стать партизаном. Но почему он ничего не сказал о событиях в Ганусах? Может быть, умышленно умолчал о них, чтобы придать больше веса своим намерениям? Эти соображения показались Максиму вполне естественными, и он поделился ими с Аленой, рассказав ей предварительно о встрече и разговоре с Савкой. Алена присоединилась к мнению Максима. Таким образом все подозрения, возникшие у Максима в связи с приходом Савки, окончательно рассеялись.
Между тем весть о происшествии в Ганусах, переходя из уст в уста, глубоко волновала жителей села. Она стала главной темой всех разговоров. События недавнего прошлого отошли на задний план. Людская волна приукрасила происшествие, прибавив к нему подробности, которых в действительности не было, но которые могли произойти. Разгром легионеров под Ганусами казался эпизодом из героической былины, в которой партизаны были богатырями, а их вожак народным героем, мстителем за муки и обиды, нанесенные мирным людям.
Только бабка Наста по-своему отнеслась к рассказу Алены. Ее больше всего беспокоил слух о том, что дед Талаш принял участие в этом деле. Был он там или нет, никто точно не знал. Но люди называли его имя. Хорошо зная характер Талаша, бабка Наста совсем готова была поверить, что он там был, только эта мысль совсем ее не тешила. Что же будет с Панасом? И как она будет жить дальше? Тревожно было на сердце у бабки Насты.
Вечером, когда уже совсем стемнело, бабка сидела одна в хате при тусклом свете лампы и пряла кудель, которую принесла Авгиня. Невеселые думы, такие же однообразные и тягучие, как нитки, которые она сучила и наматывала на веретено, кружились в ее голове. Бабка чувствовала себя совсем одинокой и заброшенной. Максим и Алена жили своей жизнью — обижаться на них не за что. Они молодые. Вся жизнь у них впереди. Молодые все переносят легче, чем старики. Бабка вспоминает Панаса, и слезы, словно крупные капли осеннего дождя на холодном стекле, медленно покатились по ее морщинистому лицу.
Вдруг тихо скрипнула дверь.
Бабка Наста увидела на пороге какую-то женщину. Она была так закутана, что нельзя было разглядеть ее лица.
И только когда она сказала: «Добрый вечер» — бабка по голосу узнала Авгиню.
— А, это ты, Авгиня, я еще всю кудель не допряла.
— А ну ее!
Авгиня подошла вплотную к бабке Насте. Голос ее прерывался. Она очень волновалась.
— Беда, бабушка, — задыхающимся голосом произнесла Авгиня, — я пришла вас предупредить.
Она рассказала про Савку Мильгуна, про то, что его наняли, что он собрался идти в партизаны, значит, задумал найти деда и других и выдать их легионерам, иначе и быть не может.
— Что же теперь делать? — бабка Наста всплеснула руками.
— Надо дать знать деду и тем, которые с ним. Не пугайтесь, бабушка.
Авгиня еще раньше обдумала, как это лучше сделать. По ее мнению, надо сообщить в Вепры жене Мартына Рыля. А деда Талаша может предупредить Максим или Алена. В конце концов, бабка Наста сама может это сделать. Бояться нечего. Савка большой беды не причинит, если люди узнают, какой он партизан.
25
Тысячами потоков по разным направлениям мчатся весной талые воды. Какое великое множество их, и как разнообразны они по своим размерам, напору, стремительности!
Есть какое-то особое очарование в этих потоках, прокладывающих путь весне и обновленной жизни, в их стремительном течении и звонком журчании, в веселом шуме и грозном реве. Маленькие, слабые, еле заметные в истоках, бороздят они лицо земли тонкими извилистыми струйками, усиливаясь и вырастая с каждым часом. Сколько препятствий и неожиданностей на их пути! Каждая льдинка, кочка, выступ, бугорок становятся преградами в их неукротимом движении. Но они бегут безудержно, неустанно, где быстрее, где медленнее, обходя преграды или сбрасывая их со своего пути, пока не сольются в бурные потоки и не очистят землю от снега, чтобы хлынуть могучим половодьем — предвестником новой жизни.
Тысячами дорог по разным направлениям идут также люди в поисках простора и свободы — всего, что называют радостью и счастьем…
Благополучно вернулись в Высокую Рудню красноармейцы во главе с Букреем и партизаны со своим вожаком, дедом Талашом.
Этот поход наглядно показал восставшим партизанам, что их сила в дружном единении, организованности и строгой дисциплине. Удача, сопутствовавшая походу, еще больше укрепила воинский дух партизан, и перед ними развернулись широкие перспективы борьбы за свободу и независимость, о которых они раньше не догадывались. Все это было порукой тому, что дело, начатое Букреем и Талашом, вскоре примет широкий размах. Немалое значение имело здесь напутствие Букрея.
